Mare Nero – Черное море

- Какие же это плоды морские, си-речь черепокожие?.. Видал ты их, касатик? Отведывал? Какие на вкус-то? – Морскими плодами, матушка, раковины зовутся, пауки морские да раки—* П. И. Мельников-Печерский Наверное, сейчас почти невозможно найти человека, который бы пробовал в Крыму местных устриц. А если такой человек все же сыщется, то его можно рассматривать как очередную прибрежную диковинку. А ведь устрицы на столах у крымчан были и довольно с давних времен. В «Первом уставе Кафы», относящемся к 1290 г., приводятся сведения о том, что население Крыма, кроме рыбы, ловило и устриц. По-настоящему промышленный лов их начался значительно позже. До революции, например, устричный завод в Севастополе давал в год более двух миллионов моллюсков. В целом по России, в конце XIX в. ежегодный промысел устриц достигал 10 миллионов штук. Отправляли их не только к царскому столу, но и в супердорогие рестораны Парижа, Ниццы, Лондона, Рима. В Париже и в наше время продавцы «фрюи де мер» (устриц) предлагают их покупателям с красиво оформленных, обложенных льдом прилавочков или с лотков, прямо на улицах. Французы за год съедают живьем более миллиарда устриц. Разводить устриц в искусственных условиях человек начал с того времени, когда подметил обеднение моря этим ценным моллюском. Аристотель в своих записках упоминал о разведе-
Устрица с незапамятных времен услала гурманов. нии устриц в IV в. до н. э. как о деле вполне обычном и даже будничном. Как это делалось, неизвестно, а вот сложная российская методика выглядела в недалеком прошлом примерно так: сначала надо было наловить маленьких устрят, размером с булавочную головку. Для этого на морском мелководье раскладывали черепицу, обмазанную известкой в смеси с песком. Когда малютки-устрицы оседали на черепицы, известь осторожно скребками счищали вместе с устрицами и помешали в питомник (яшики на ножках, залитые морской водой). Подросших устриц вновь переселяли, но на этот раз в устричные «парки». Так назывались огражденные морские отмели. Два года устрицы подрастали в этих парках, однако, для еды они еще не годились ни по вкусу, ни по размерам. Товарные устрицы должны были быть не менее 7 см в длину. Дорастали устрицы на подводных фермах, которые устраивались в особых прудах, залитых морской водой. Здесь их выдерживали еще 2-3 года, после чего они поступали в продажу. Перед этим им придавали надлежащий товарный вид. Помещали устриц в бассейны с проточной водой, которая смывала с них ил и грязь. Потом вылавливали, еше раз вручную чистили, сортировали, паковали и, наконец-то, они попадали к потребителям. Вот такая сложная, трудоемкая волокита с частыми переселениями в течение ряда лет. Издавна разводили устриц в Японии, Корее, Америке, в странах Европы. Французы едят их преимущественно сырыми. Американцы любят консервированные, а чилийцы – приготовленные на пару. Вообще надо сказать, что в питании человека двустворчатые моллюски издавна, начиная с каменного века. Во всяком случае, вкус некоторых из них (гребешка, мидий, устриц) был уже тогда оценен по достоинству. Упоминание о промысле устриц находят в трудах Плиния, жившего за 150 лет до начала нашего летоисчисления. Древнейшие кучи раковин, обнаруженные археологами на берегах Дальнего Востока, имели в длину 150 м и высоту более 2 м. Высоко котировались устрицы в Древней Греции и Риме, причем римляне ценили особо вкусные лукринские устрицы. В. Марциал пишет: Если обедом меня, не подачкой, как прежде, прельщаешь, Что ж не такой же обед мне подают, как тебе? Устриц себе ты берешь, упитанных в водах Лукрина, Я же ракушки сосу, рот обрезая себе; Ты шампиньоны жуешь, а я свинухом угощаюсь, С камбалой возишься ты, я же лешами давлюсь… Римляне ели не только свежих устриц, но и помешали их в рассол. Одна из устриц, словами того же поэта, заявляет о себе: «Я появилась … напившись воды из Лукрина, и благородного жажду рассола сейчас». Надо думать, что в Древнем Риме устриц временами было так много, что ими кормили и рабов. В одном из стихотворений поэт, обращаясь к хозяину пира, упрекал его: «Нечего потчевать гостей устрицами… вволю которых может наесться и раб». Упоминаются устрицы и в древнекитайской и японской литературе, а вот в России с ними познакомились намного позже. В. И. Даль называл устриц «устерсами» и определял их в своем Словаре так: «Снедный черепокожий слизень». Под черепокожими подразумевались

На твоих островах, в раскаленном песке, Позабыты приливом, растущим в ночи, Издыхают чудовища моря в тоске: Осьминоги, тритоны и рыбы-мечи. Н. Гумилев Кабы мне такой носина, я б по праздникам носила!». Это девчоночья дразнилка-приговорочка, которую, наверное, могли бы в своих подводных играх-забавах использовать носатые меч-рыбы. По длине этот мечевидный нос почти равен туловищу. Пожалуй, это даже не нос, а то ли пика, то ли острога, а кое-кто его сравнивал даже с корабельным форштевнем. Но все-таки это меч, потому что, нападая на свои жертвы, рыба не протыкает их, а размахивая мечом, наотмашь бьет и сечет, а потом уже подбирает оглушенных и перерубленных рыб. Бросается она и на тех, кто покрупнее ее, – на дельфинов, тунцов, крупномерных иноземных акул, но питается, в основном, мелкой рыбой: ставридой, сельдью, скумбрией, окунями. Уничтожает их стаями и косяками, убивает больше, чем может съесть. В этом она как бы сродни луфарям. Наверное, поэтому поэт-сатирик Ф. Кривин написал про нее: «Не краснеет рыба-меч, головы снимая с плеч». Ж.-И. Кусто считает, что эти рыбы безоглядно смелы и отважны. Говоря его словами, «меч-рыба – такое создание природы, которое запрофаммиро-вано природой на безрассудную отвагу». Может, поэтому она свирепо, как носорог, бросается на шлюпки, плоты, плавающие в море железные бочки и корабли. Бросается и протыкает даже дубовую корабельную обшивку, покрытую поверху медью. Иногда рыбий меч увязает в обшивке, и рыба гибнет, а если меч обломится – уйдет и будет продолжать жить, несколько изменив пишевой рацион. Сила удара, который наносит этот меченосец, оценивается в несколько тонн, и это не удивительно. Длина «рыбки» 5-6 м, и если в борт судна ударит туша весом 500-600 кг, двигающаяся со скоростью 100-130 км в час, можно представить, какой переполох за этим воспоследует на борту. Был случай, когда команду корабля пришлось спасать, а само плавсредство отбуксировать в док на починку. В некоторых музеях мира хранятся вещественные доказательства агрессивности меч-рыбы: фрагменты днищ кораблей с за-
«Не краснеет рыба-меч, головы снимая с плеч». стоявшими в них мечами. Находили эти мечи и в крупных тунцах, китах, акулах, дельфинах, а вот человека в воде меч-рыба не трогает, хотя проткнуть ей его, все равно, что нам вязальной спицей продырявить пирожок с ливером. По всей вероятности, и меч-рыбы временами благодушно настроены. Вот как описывает свою встречу с этой рыбой уже упомянутый мореплаватель-одиночка Ален Бомбар: «В два часа после полудня мне пришлось пережить неописуемый ужас. Я спокойно почитывал своего Эсхила, как вдруг рулевое весло подпрыгнуло от сильного толчка… за кормой шла огромная рыба-меч, длиной метров шесть. Вид у нее был свирепый … если я ее только раню, она… развернется и… прошай «Еретик»… Пробую зарядить подводное ружье… и роняю стрелу за борт. Это последняя. Теперь я безоружен. Тогда я быстро привязываю к подводному ружью перочинный нож – «штык» готов. Если она нападет, я хоть продам свою жизнь подороже». Меч-рыба эскортировала Бомбара до полуночи, не делая никаких агрессивных выпадов, потом уплыла, а ведь ей достаточно было слегка толкнуть носом в резиновый бок «Еретика», и путешествие Бомбара и его жизнь пресеклись бы в мгновение ока, несмотря на его перочинный ножичек. Нападения меч-рыбы на разные плавсредства пытались объяснить по-разному. Утверждали, что сталкивается эта рыба с кораблем случайно, тогда, когда она безоглядно преследует стаю рыб. Следовательно, пострадавшая сторона тут как раз рыба, она жертва технического прогресса. Полагали, что движущийся в воде незнакомый предмет интригует ее, и она из любопытства пробует его «на зуб», протыкает. Вот меченосец и пират, Прожорливый и хищный. Плот опрокинет, борт проткнет, Мечом рыбешек посечет Без сантиментов лишних. Есть еше одна версия: нападение — это результат раздражения или страха перед «существом» в море, которое намного больше ее по размерам. В этом случае меч-рыба следует мудрому правилу: «Нападение – лучший способ зашиты». И еще две версии. Первая: принимает лодку за акулу-, вторая – у этих рыб бывают случаи бешенства, во время которых они, не помня себя, бросаются на корабли и шлюпки. В общем, предположений много, достоверного объяснения нет. Данных по биологии меч-рыбы очень мало. Она гость в Черном море, постоянно в нем не живет. Нерестится не у нас, а в Средиземном море и в
тропических морях, хотя сотрудники Карадагского природного заповедника находили икринки меч-рыбы в прибрежной зоне моря. Рыбаки чаше всего видели меч-рыбу у острова Березань и у Тендровской косы, а в 50-х годах прошлого века ее, случалось, добывали у берегов Алушты и Евпатории. Тогда-то ее рыбаки и рассмотрели, но описали все-таки ученые. Спина и бока у меч-рыбы темно-синие, брюхо светлое, серебристое. Плавников пять: спинной, два грудных и еше два маленьких в предхвостье. Брюшных плавников нет. Хвост мощный, серпообразный. Чешуи и зубов нет, глаза темно-синие, длина меча 1-1,5 м, диаметр его у основания 8 см. Интересно, что описывая внешний вид этой рыбы, иногда сравнивали ее с ихтиозавром, только нижняя челюсть у ихтиозавра короче, чем у меч-рыбы. След от плывущей меч-рыбы в море очень похож на след ракеты, и во вторую мировую войну военные моряки, случалось, ошибались. Те же продолговатые очертания, тот же темный цвет и пенистый след, да и скорость передвижения похожи, и только выступающий из воды спинной плавник выдавал меч-рыбу. Кстати будет упомянуть о том, что меч-рыбу, этого морского спринтера, не под силу обогнать ни одному надводному или подводному судну.

Совсем не акупистая эта акула, И если случится свидание -Приветствуйте это создание. Купайтесь хоть рядом, у ней на виду, Не цапнет, не схватит, не стащит ко дну. Как же не упомянуть о черноморской акуле в книге, посвященной диковинкам нашего моря. Разве не диковинка акула в самом до предела освоенном, до предела эксплуатируемом море, с сотнями тысяч людей на пляжах, с тысячами курсирующих в его водах различных плавсредств, начиная от водных велосипедов, прогулочных катамаранов, яхт и катеров до рыбацких судов, огромных теплоходов и мошных крейсеров. Чтобы не посеять панику среди потенциальных гостей Крыма оговоримся сразу: две черноморские акулы – собачья – (катран) и кошачья совершенно и безоговорочно для человека безопасны. С тех пор, как человек поселился на берегах Крыма, не было описано ни единого случая нападения этих акул ни на рыбаков, ни на купающихся. Небольшое ранение, которое может получить рыбак, извлекающий из воды пойманную акулу, не в счет. Оно результат неосторожного обращения с рыбой, когда она, изгибаясь и пытаясь освободиться, не намеренно, а случайно шипами спинных плавников уколет рыбачью руку или оцарапает ее своей шершавой; как наждак кожей. Есть данные, что даже подстреленный из подводного ружья катран не трогает человека, хотя мог бы ранить его остриями плавников или цапнуть зубастой пастью. С другой стороны, надо отметить, что катран, как и все акулы, очень живуч, на крючке отчаянно сопротивляется. Потому уже в лодке, перед тем, как извлечь из пасти акулы крючок, ее оглушают: бьют чем-либо тяжелым по голове. Несколько подробнее об акульей коже. Она покрыта так называемой плакоидной чешуей. Пластинки этой ромбической чешуи скрыты под кожей, а наружу выходят их острые шипики, направленные вдоль тела, от головы к хвосту. По строению шипы эти почти точная копия акульих зубов, которые по остроте приравниваются к зубьям пилы. По мере изнашивания, зубы у акул меняются, и за всю жизнь их у нее перебывает около 1000. При ранениях акульей кожи на этих местах вырастает новая плакоидная чешуя. Были времена, когда катранов добы-
вали не для еды, а ради жесткой акульей шкуры. Она шла на защитные фартуки для кузнецов, на тонкую шлифовку дорогих металлов, ценных пород дерева, камня, мрамора. Ею же начесывали фетр и переплетали дорогие книги. В книге Г. Мел вилла «Моби Дик», все счетные книги мастера Стервуза были переплетены в акулью кожу. В воинственном Китае, во времена Танской династии, акульей кожей обтягивали щиты и рукоятки мечей и ножей. Щиты получались трудно пробиваемые, а рукоятки не скользили в руках воинов, обагренных кровью. Ален Бомбар, известный всему миру своим одиночным плаванием через океан на резиновой толстостенной лодке, писал, что однажды акула, поднырнув снизу, как наждаком, чиркнула по днищу, и его лодка стала подтекать. Использовались раньше и острейшие зубы акул. На островах Полинезии дубинки и боевые перчатки воинов были сплошь утыканы акульими зубами, а зубами ископаемых гигантских акул индейцы Северной Америки брились. В наше время акулья кожа вполне может быть использована на изготовление дамских сумочек и на отделку женской и мужской обуви. Размеры черноморских акул небольшие – 1,2-1,5 метра. Двухметровые встречаются редко. Окраска веретеновидного тела не яркая, серо-бурая, со светлыми пятнышками по бокам. Брюхо белое. Рот, как у всех акул, большой, поперечный, расположен снизу. Хвост мощный с разнолопастным плавником. В основании двух спинных плавников два острых, покрытых слизью шипа. Скелет у катрана не костный, а хряшевой, что несколько облегчает вес этих массивных хищных рыб. Движутся акулы не при помощи плавников. Они были бы не в состоянии обеспечить рыбе необходимую скорость. Основная движущая сила – колебательные движения туловища акулы. Плавники служат для сохранения или изменения вертикального или горизонтального положения тела акулы. У хвоста две функции: главная – это руль, а вспомогательная – движитель, но не основной. Ночью акулы держатся у поверхности воды, днем они у дна, неподалеку от берега. На зиму катраны опускаются на большие глубины (100-120 м). Живут 20-30 лет. Взрослеют и приступают к размножению в 15-17 лет, причем, отличаются длительным единобрачием. Соотношение полов в Черном море оптимальное 1:1. Беременность длительная 18-20 месяцев. Rendezvous и «свадьбы» – в апреле-мае не на прибрежье, а на глубине 50-100 м. Икряного, обычного для рыб нереста нет, самки ро

Всякий, кто отрешится от предубеждения против змей и узнает ужа поближе, непременно назовет его привлекательным животным. А. М. Никольский В2000 г. в Киеве издана книга Е. Ф. Инюкова и Л. И. Митина «Опасное Черное море». В ней приведен целый ряд сведений о том, что в Черном море живет якобы какой-то таинственный 20-30-метровый змей. Чем не крымская Несси?! В книге перечислены пофамильно все, кто видел змея, причем эти очевидцы не «болтуны какие-то, а вполне уважаемые в Крыму люди: газетный корреспондент, работник Феодосийского горсовета, рыбинспектор, геолог и др. Встречали змея чаше всего в районе Карадага. Упоминается он и в старой татарской легенде «Чершамбе». В 1921 г. о нем писала одна из Феодосийских газет, и в то время даже отправили роту красноармейцев для поимки этого чудовиша и опять-таки вблизи Карадага. Морской змей упоминается также в трудах Аристотеля, Сенеки, Плиния, Еврипида. Что это – быль, сказка, легенда?! Не будем гадать, отрицать, утверждать. Есть очевидцы, есть приблизительные описания, но доказательств никаких. Нужны поисковые научные экспедиции, съемки, фотографии, нужен сам змей или хотя бы фрагменты его тела, кожи, скелета. Подождем. Пока же давайте познакомимся с единственным реально существующим в Черном море «змеем» – водяным ужом. Этот «змей» изучен давно и досконально: от кончика хвоста до ноздрей, да и встретить его иногда можно не только на Кара-даге, но и на всем прибрежье моря. Для человека он совершенно неопасен, не кусается, не ядовит. Единственная его защита -неприятный запах кожных выделений. И. А. Бунин как-то отметил явную несообразность у Максима Горького. В его «Песне о соколе» неядовитый уж насмерть ужалил сокола, и сокол погиб. Это одна неувязка, не говоря о другой: как мог сокол -великолепный хищник и летун, позволить «ужалить» себя ужу? Язычок, который неправильно называют «жалом», у змей не что иное, как орган обоняния. Змеи им как бы берут пробы воздуха. Прижимая язычок к нёбу, к особой слизистой обонятельной ямке (якобсонову органу), змеи различают разные запахи и запах добычи в том числе. Ушей и слуха змеи нацело лишены. Зрение тоже не так чтобы острое, да и видят они только движущуюся добычу. Так что единственная надежда на обоняние и осязание. Жертв своих – мелких рыбок, головастиков, ящериц, лягушек, тритонов – ужи не душат, а хватают пастью и постепенно заглатывают, причем, если добыча крупная, на это уходит несколько часов. Челюсти ужа соединены очень подвижно, они сильно растягиваются, увеличивая широту рта, и уж как бы напяливает пасть на пойманное животное. Зрелище малоприятное, подчас возбуждающее острую жалость, особенно к милым зол ото гл азы м квакшам. Будучи схваченными, они кричат очень жалобно, и крик этот немного напоминает блеяние кем-то мучимого овечьего дитяти. На самих водных ужей охотятся очень многие хищные птицы, особенно часто орел-змееяд, ежи, кабаны, барсуки, и случается это чаще всего, когда ужи выползают на берег для спаривания, кладки яиц или в то время, когда они уходят на зимовку. В случае, если ужа преследует человек, он может притвориться и, очень искусно, мертвым. Хоть как ты его хватай, бросай: мертвый и мертвый. Писатель-натуралист Н. Сладков пишет, что даже запах у этого притворы появляется как от дохлого. Двигаются ужи изгибая и выпрямляя длинное тело. В плавании им помогают очень подвижные ребра и кожные щитки, края которых препятствуют обратному скольжению, если ужу вздумается выйти из воды и взобраться для обогрева на прибрежные скалы. Шипят ужи, резко выдыхая воздух из легких, и звук этот усиливается шуршанием кожных чешуек на нижней стороне тела. Взгляд у всех змей неприятный, пристальный, немигающий за счет того, что веки у них сросшиеся. Об этом взгляде один из героев рассказа Р. Киплинга «Возвращение Имрея» говорит так: «Я ненавижу змей и боюсь их; ведь стоит только взглянуть в глаза любой змеи, и вы увидите, что она знает все о тайне грехопадения, и даже больше, чем все, и что она полна к нам того презрения, каким был полон дьявол, когда Адама изгнали из рая». По причине сросшихся век все змеи спят с открытыми глазами. Когда линяют, линяют у них и глаза. Выползая из старой шкурки, ужи оставляют ее где-либо в скалах или на берегу. Раньше люди, находя шкурку, считали, что змеи бессмертны и потому периодически меняют кожу. Называется сброшенная шкурка «выползок», а в старых русских книгах «змееви-на», или «выползина». Выползиной она называется и в словаре В. И. Даля. В связи с эти